Руки в карманах шерстяного пальто, лицо на треть скрыто в  обманчиво-небрежном , обмотанном вокруг шеи шарфе, непокрытую голову венчает  горсть бисного снега, осевшего также на плечах и кожаных ботинках. Мужчина не выглядел на «миллион баксов», не тянул даже на «миллион песо», однако в квартале объединяющем испано-и  португалоязычные народы ему бы подошел эпитет –идальго. В 20-х годах 21 века, средневековые понятия и определения кажутся археологической древностью, но пока в стремительно несущемся времени искажающем пространство вокруг, существуют клочки нетронутого прошлого, наполненного самобытностью, традициями и культурным наследием, есть слабая надежда на воссоздание той толики покоя и уюта, что все еще способна согреть продрогшую душу проникновенной канте-хондо:

Бьется о смуглые плечи
бабочек черная стая.
Белые змеи тумана
след заметают.

  И небо земное
  над млечной землею.

Арно вошел в заведение замешанное на контрастах человеческих страстей: светлой грусти и безудержной радости, пьянящего забвения слез и лихорадочного возбуждения предшествующего знатной драке. Все это было знакомо и близко до удушающей тесноты в левой части груди. Это как вернуться домой. Вернуться в дом, которого никогда не было...
Де Монсальви всегда считал себя французом, хотя по смеси кровей его можно было отнести к разряду типичных,  современных латиноамериканцев отличающихся своеобразным расово-генетическим составом с преобладанием  европейской крови. Арно всегда считал себя французом, несмотря на то что его биологическим отцом является испанский крестный криминального семейства. Он главным образом считал себя французом, потому что признать себя испанцем равносильно тому, что признать за собой добродетели присущие данному народу: отвагу, честь, глубину, страсть в чистом ее виде. Арно слишком погряз в играх современной суетной трясины, наносной светский лоск, манеры и пустословие –ключ к успешному выживанию, которым де Монсальви овладел, если не в совершенстве, то в достаточной степени, чтобы заменить выживание жизнью. Казалось бы, за плечами тридцать девять лет наполненных секундами-часами-днями-месяцами хождения по лезвию острой бритвы, безотчетным риском, оказался ли он оправданным? -тысячу раз «да»! Благодарность и восхищение привели мужчину извилистой тропкой к тому человеку, который многие лета ранее не позволил равнодушным мойрам оборвать нить жизни главе масти кубков. Девичьи пальцы удержали тонкий баланс между жизнью и смертью, не больше ни меньше.

Идет она пленницей ритма,
который настичь невозможно,
с тоскою в серебряном сердце,
с кинжалом в серебряных ножнах.

Заметив, что с одежды и волос стекает прохладными струями талый снег, мужчина поспешил в глубину помещения собирая на себе косые взгляды, в которых читалось «чужак»! де Монсальви не смел смотреть на сцену отчаянно оттягивая момент соприкосновения с прошлым во плоти, он настойчиво заставлял стены этого бара принять его, раздувая ноздри и втягивая в себя прелый запах исходящий от деревянной мебели,  вплывал и растворялся в мелодии извлекаемой из громоздкого инструмента все теми же тонкими пальцами…

Арно сел на стул супротив здоровенного детины, по всей видимости бармена, подушечки пальцев безотчетно прошлись по видавшей виды барной стойке, казалось та хранила тепло горячих сердцем и темпераментом посетителей таверны и уж ей то было о чем поведать забредшему на огонек чужеземцу. Залпом опрокинул стопку текилы, крепленный вкус агавы обжег небо мужчины проникая пульсирующим потоком внутрь.  Верхняя одежда растворилась в небытие вместе с ушлой девицей с прибранными в строгий узел смоляным волосом. Теперь. Готов.
Расфокусированный взгляд исподлобья в неверном изображении которого она- птица-феникс, Энкарна- Анна…

Куда ты несешь, сигирийя,
агонию певчего тела?
Какой ты луне завещала
печаль олеандров и мела?

  И небо земное
  над млечной землею (с).

-Амигос, передай сеньорите Вьеха в перерыве, что к ней пришел должник…- в устах мужчины это звучало столь же естественно, сколь и дико. Испанский -вполне приличный. Несмотря на простоту одежды, по всему было ясно что данный субъект птица не здешняя и должником быть ему несколько не к лицу…
Хотя кто знает, что за камень у чужака на сердце, когда глаза его наполняются болью при взгляде на пианистку? Только опасаться человека с такими щенячьими глазами не стоит, так и знайте, ребята! Кивок головы в сторону кучки застывших в немом ожидании молодчиков и напряжение в небольшой зале сошло на нет. Снова вибрация сильных голосов подхватила легкий темп мелодии, топот башмаков и перезвон столовой утвари сдобрили атмосферу яркими, пряными нотами. Нью-Йорк остался где-то на задворках памяти, здесь и сейчас правит балом эхо далеких канкистадоров.

* Поэма о цыганской сигирийе - Стихи о канте хондо, 1921
Поступь сигирийи.
Гарсия Лорка

Упустил момент, когда последний аккорд растворился в помещении и гомон посетителей  заполнил образовавшуюся звуковую пустошь. Арно не стал крутить головой выискивая среди прилипших  друг к другу  массивных столов осажденных шумными компаниями, тонкую фигуру Анны. Перекинулся парой фраз с барменом, который крепко задумавшись жевал уголок нижней губы, затем медленно кивал седовласой головой, будто некое решение давалось тому не без труда. Бывшая Сноу вплыла в залу фрагментом ночного неба, темная и загадочная , как лакированная поверхность рояля скучающего на помосте в ожидании знакомой ласки, которую незрячая пианистка дарила с каждым уверенным касанием клавиши. Старая фамилия- Сноу, что теперь ей  этот набор букв? Холод ли пронизывающий тело, хлопья ли снега оставляющие влажные пятна на одежде и колючие поцелуи на зимнем ветру? Эхо дробящее каждое слово на десятки льдистых  слогов, как и прежде.., как и тогда, когда спокойная и уравновешенная «англичанка» служила неприметным лаборантом в Институте Генной Инженерии имени Самуэля Фирса,  как тогда, когда юная Энкарна Магдалена Хелена Мария Рохас Торнеро взрывала церковь в Гранаде и небоскреб близ Чикаго. Энкарна- Анна так и осталась непостижимой женщиной, что-то за гранью понимания бывшего отца мафиозного семейства, которому только и оставалось что уповать на интуицию, когда дело касалось таких полезных для клана людей, чьи таланты внушают благоговейный трепет.

Арно следил за осторожной походкой женщины, несмотря на свой недуг Анна по-прежнему казалась самодостаточной. Присущая испанцам гордость не была чужда и ей, вся ее гипертрофированная самостоятельность и желание быть сильной выдавали в ней натуру цельную, за исключением одной детали…Мисс Сноу всегда хотела быть полезной, свою работу она выполняла аккуратно до педантичности. де Монсальви помнил, как она носилась с этим полу выжимшим из ума ученым, ее привязанность к мистеру Фирсу бросалась в глаза даже Арно, который был далек от личной жизни своего соперника по игре «Таро», но безопасности ради приходилось изучать досье даже на подчиненных туза мечей. Так он и наткнулся на загадочную мисс Сноу.
В те годы, когда молодой бастард перекочевал из Франции в  Барселону, криминальную общественность да и не только оную, взбудоражил подрыв церкви в Гранаде. Тузу кубков пришлось не мало потрудиться, чтобы собрать разбросанные по всему свету паззлы от единой мозаики, при грамотном составлении которой обозначался портрет Анны- Энкарны- Сноу- Вьехи.

Тень улыбки коснулась высохших на морозе уст мужчины. Он всегда позволял себе ее, вспоминая день , когда Анна подарила ему вторую жизнь. Или третью? Первый раз его шкуру спас сводный брат, Диего, все в той же Барселоне. Ох уж эти испанцы, что красной нитью пронизывают жизнь Арно прохудившуюся от ран нанесенных судьбой ублюдку и приблудышу, пропитавшуюся запахом пороха и смрадом предательства.
Испарина, что оросила напряженное чело Анны, когда она сосредоточенно работала с проводами детонатора, крепко впечаталась в память  мужчины. Одно неверное движение и оба предстали бы пред ликом Плутона, суд которого был бы краток и безжалостен, де Монсальви по- справедливости заслужил все круги Адовы, которые так живописно описал Алигьери в своей бессмертной «Божественной Комедии». Гордыня не позволила тузу сдаться и пойти на попятную, со стороны его подчиненных было форменным кретинизмом столь безоглядно подвергать свои жизни смертельной опасности, но либо приближенные  де Монсальви были столь же безрассудны, либо преданность их была равносильна этому определению. Арно так и не понял, как следует расценивать отвагу Анны, побег ее он также оценил неоднозначно…

-Здравствуй, Энкарна…- это имя звучало совершенно естественно, оно подходило женщине, что стояла сейчас перед ним, котороая словно шестым чувством угадала его присутствие. В голосе мужчины не было  ничего, что вызывало  тревогу, так здороваются старые, тепло относящиеся друг к другу приятели. Так относился к ней Арно.

-Вьеха, сделай перерыв. Гарсия накроет стол в нише- что означала эта «ниша» гость понял, только увидев куда направляется молоденькая работница бара, а именно в отдаленный угол залы, откуда, впрочем, открывался отличный обзор на все помещение- Угоститесь, как следует, синьор- бросил бармен, которого пианистка назвала Рамиро. Его темные глаза с озабоченностью родителя смотрели то на Вьеху, то на гостя. Арно благодарно кивнул и взял женщину за локоть:

-Энкарна…-протянул он задумчиво, где-то в густоте баритона прозвучала тоска.

Когда есть цель и ты не особо отягощен моральными устоями и принципами, идти по жизни гораздо проще, а главное, продуктивность при отсутствии этой самой пресловутой морали увеличивается в геометрической прогрессии.  Только вот какого сорта будут ягодки понимаешь спустя долгие лета. Все, что сеял де Монсальви до встречи с братом- сплошь гнилье и отребье. Законы омерты для бастарда были пустым пшиком, только глубоко уязвленная гордость и безрассудные амбиции присущие людям обделенным благами семейной идиллии, позволили Арно выковать стальной характер, впрочем , гибкость металла которого была столь же впечатляющей, сколь и изворотливость его хозяина. Из какого теста была слеплена Вьеха, оставалось только гадать. Может, там внутри пряный каталонский хлеб, чесночный аромат которого можно было распознать в тонких, но саркастичных шутках Анны, или благоухание оливкового масла , что вплелось в темно русые пряди волос женщины? Ничего, ничего этого  Арно не знал.

Может быть, когда этот черствый сухарь, Самуэль Фирс смотрел на Энкарну своими голубыми глазами, этими истертыми осколками неба, в испанской крови и закипало что-то большее, чем желание работать до изнеможения? Только туз кубков так и не смог взять в толк, как ученый оставил своего верного товарища и соратника на произвол судьбы? Видимо, все же воспитываясь в «стае волков» начинаешь не только выть с сородичами в унисон, но и бороться за каждый клок шерсти выдранный у «своего». Только степень верности бывает разной.., уж сколько на своем веку прошел он километров по головам, сколько предательств вершилось с его равнодушного согласия ?
Анна ушла, холодно, чопорно, по-английски. Анна ушла- Арно не почувствовал предательства. Казалось свою миссию в жизни масти да и самого босса она выполнила. Почему ушла?- вопрос.

Высокая спинка стула обняла мужчину  за плечи, руки легли на щербатую поверхность стола. Теперь он мог впиться в осунувшееся лицо Вьехи, чтобы оно рассказало о радостях и горестях выпавших на долю его обладательницы, но вместо этого закрыл глаза , не пытаясь даже бороться с инфантильным любопытством поймавшим врасплох вполне зрелого мужчину: он попытался представить, какого это  не видеть? Через секунд пятнадцать сдался; неясные тени на фоне блеклых всполохов света проникали сквозь веки напоминая плохо зашторенную комнату в которой шмыгают «солнечные зайчики» слепя беззащитного сновидца. Вероятность того, что Энкарна видит эту скудную отсылку к реальности –ничтожно мала. Эта мысль почему-то  рассердила мужчину, рассердила так, что подошедшая вновь работница бара несколько осеклась глядя на ходившие желваки на смуглом лице.  Арно сцепил пальцы в замок  подтянув локти к себе, чтобы кружка пива и блюдо с тапасом удобно расположились на столе. Рядом с Энкарной поставили напиток, название и содержимое которого де Монсальви не решился бы угадать.

-Разумеется, не случайно- последовал лаконичный ответ. Противоречивые чувства вызывал этот вопрос о «случайности» их встречи. С одной стороны, он фактически признавал, что так или иначе следил за судьбой Сноу- Вьехи и сей факт имел несколько дурной запах, будто бы его уличили в подглядывании  в замочную скважину. С другой стороны, Энкарна отзывалась об этом щепетильном нюансе столь отрешенно, будто любой ответ будет равносилен формулировке « есть ли теперь разница?»

- На меня покушались пару десятков раз и это не считая тех случаев, когда на свинцовую пулю в лоб, откровенно нарывался я сам,- мужчина хрипло и немного неуклюже рассмеялся, но сквозь сиплость усталого смеха пробивались нотки задора и шалости отсылающие к залихватской юности. Арно относился к тому типу мужчин, которые казалось никогда не стареют. И если горькие складки у рта пролегли жестко и отчетливо, то рябь лучистых морщин в уголках глаз свидетельствовала о том, что это живое лицо позволяет себе улыбаться столь часто, сколь требуется для того, чтобы угрюмая складка меж смоляных бровей не оставила свой отпечаток на челе, - Не поверишь, я все так же чертовски смазлив, несмотря на новообразование  на лбу в виде шрама в семь сантиметров! Дамы утверждают, что шрамы украшают мужчину, вот и оставил трофей как есть- де Монсальви деловито подцепил обжаренный на гриле баклажан и принялся дегустировать его запивая отменным пивом.

-А ты, если мне не изменяет здравый ум, нашла себе новое амплуа? – с овоща сочилось масло, семена с мякотью были выворочены и отделены от жесткой кожуры, с баклажаном он расправлялся яростно, но совершенно бесшумно-  Испугалась, да?- перешел на расчленение чуть обуглившегося лука , коему предстояло разделить судьбу лилового собрата переработанного в фарш.

Утро выдалось солнечное. К вечеру, тихий, робкий снег окреп и повалил крупными, тяжелыми хлопьями оседая на заиндевевшие ветви обнаженных деревьев лебяжьим пухом. Утро- чистое, прозрачное. Дороги, еще не тронутые работой снегоуборочных машин и пороги домов покрывала молочного цвета снежная насыпь грозившая оформиться в настоящий сугроб, в углах притаились лиловой тенью лоскуты ночи, которые нью-йоркское зарево, беспощадно изгоняло из малодушных укрытий. Нью-Йорк. Самый урбанизированный город в мире дремал парализованный тревожным видением сна, не в силах даже в краткий миг передышки  забыться и остановить бешенный ритм. Город -неврастеник. Недуг, которым страдают все мегаполисы. Здесь легко затеряться, несложно увлечься и совершенно обязательно идти на поводу собственных иллюзий. Самое прибежище отчаянным и отчаявшимся. К какому из этих определений относилась Анна? Сложный вопрос, учитывая, что оба эти качества подходили испанке, как имя нарицательное. Так думал Арно, глядя сквозь запотевшее окно кухни на серую кляксу реки Гудзон, что практически слилась с горизонтом. Запах жаренных кофейных зерен щекотал обонятельные рецепторы и мужчина с удовольствием  глотнул из тонкой чашки бодрящий напиток. Вместе с теплотой разливающейся по жилам от горячего, свежесваренного кофе пришла и окончательная уверенность в  верности собственного решения. Нужно ли тревожить химеры прошлого, что скрылись по собственной воле годы назад? Долгие, динамичные, наполненные и худым и добрым годы -века.
Болела. Металась по штатам, как безродная собака. Перебивалась с одной работы на другую, все более эпотажную. Наконец, ослепла. Узнав об этом злоключении, де Монсальви словно вынес вердикт, настало время Х. Но, что-то удерживало от опрометчивых, импульсивных поступков и он ждал, когда холодная длань колебаний отпустит, позволит. Должно быть, это страстные мольбы испанки Энкарны дошли до небесной канцелярии и Вьеха, словно канув в Лету, существовала в своем маленьком, любовно выстроенном мирке в котором царила вечная ночь. О! Он бы не посмел ее обидеть, принудить. Теперь-то он отлично понимал, какого рода оковы сковывали его, дабы уберечь от того, что возможно, Арно бы себе никогда не простил. Он бы позволил себе заботиться об Анне -Энкарне, она бы не знала труда и нужды, не страдала бы от одиночества так, как себе это вообразил ее бывший босс. Но он слишком уважал ее право на собственное виденье жизни, которое она предпочла клану, слишком любил в ней эту чертову гордость, пресловутое желание быть сильной.
Глядя на зияющую дыру чашки на дне которой собралась кофейная гуща, мужчина прикидывал вариации их встречи, поймет ли причину или встревожится, рада будет, примет ли?  Зернистая фактура молотых зерен рисовала бессмысленный орнамент на стенках белой емкости, но к собственному разочарованию, де Монсальви не мог раскусить специфику промысла гадающих цыганок.
«Мы точно сегодня увидим Энкарну?» - Арно вздрогнул, совершенно не расслышал шаги за спиной, -теряет навыки борзой. Стараясь не терять теплых эмоций, что всколыхнула память о событиях минувших, обернулся, и с совершенно несвойственной ему, открытой, ясной улыбкой произнес:
-Обязательно. Иных вариантов нет.

Как  же он ошибался, полагая, что Энкарна выкажет хоть толику понурости или беспомощности. Полная веселой самоиронии сеньорита Вьеха против холодной отрешенности мисс Сноу.  Настоящая. Без печати обреченности в темных, незрячих глазах. Бог мой, да разве это Анна сейчас столь заразительно смеется? Чопорная ли англичанка уминает смачный шмат мяса, с которым не справился бы даже он? Иронизирует над собственным, страшным недугом так, как будто подмена туфель, самое значительное неудобство, что доставляет полнейшая слепота.

-Разве желание «повидать старых друзей» не вяжется с образом…-заминка на какую-то долю секунды- эгоистичного босса? –мужчина прибавил голосу средних частот, избавляясь от резких нот раздражения , что не до конца отпустило француза- А ведь я, Энкарна, так и не поблагодарил, как следует. Ты помнишь? Я ведь все еще должник, который не знает, как заплатить по счету. Увидев тебя тут- де Монсальви окинул помещение быстрым взглядом, словно вбирая все оттенки отношений обитателей латинского квартала, уклада их жизни ставшей для бывшей Анны привычной, детали: гортанный смех Рамиро, гомон удалой компании за центральным столом, ворчание дородной дамы с благородным профилем...-У меня  ни черта и нет для тебя, кроме благодарности.
Спасибо, Энкарна.
За спасенную жизнь? За то, что оставила след в его? Ей понятнее, хотелось бы верить.
От неловкого, но такого благодатного молчания в повисшей паузе избавили новоявленные посетители. Опять нежданные гости? Де Монсальви махнул рукой бармену который словно угадав, перевел взгляд с гостей на него. Дал понять, что это по его душу. Рамиро коротко кивнул, это едва уловимое движение умиротворяюще подействовал на поостывшую к горячей беседе толпу и зал снова загудел заведенным ульем:

-Но позволь, не одному мне захотелось выразить благодарность за спасенную тобой шкуру вашего покорного…-Арно ухмыльнулся чуть дурашливо и глумливо, как любил это делать частенько, лет десять назад, когда судьба свела его с Анной Сноу. Он поднялся, чтобы его было видно у самой входной двери, на встречу шли они, родные.