Солнечное утро, заливающее бетонные улицы своим румянцем, контрастирует с недавним ночным завыванием. Приторно сладкие улыбающиеся лица выплывают навстречу, до скрежета зубов медленно переходят дорогу на светофорах. Со всех глянцевых поверхностей счищают засохшие белые разводы, витрины магазинов свежеют яркими красками, а неизменный женский каблучок отстукивает веселые ритмы. Весна. Пьянящее своим сумасшествием время года. Всегда спокойных и терпеливых подменяют их гиперактивные близнецы. Кокетливые официантки углубили свое декольте, радуя мужские взгляды упругими формами, а юноша из старшей школы нашел в себе силы пригласить молодую практикантку на прогулку в оживающий парк. Беспечное время букетного периода. Весной каждому старику хочется почувствовать себя молодым и свободным, а юнцу - созревшим и опытным. Роли сменяют друг друга на протяжении дня, царапая кожу лица колкой маской.
Дороги разрезали стремительные потоки автомобилей, стремящихся за город, тротуары едва вмещали всех желающих прогуляться в перламутровом сиянии. А те немногие, что совсем не спешили расставаться с бесцеремонно прерванным сном, как и детектив, хмуро оглядывался по сторонам. Яркий свет насиловал зоркий глаз, утомленный ошалелой ночью. Всего пару часов назад у мужчины выдался свободный час, чтобы сменить изрядно испачканный костюм на свежий. Как раз сегодня появился новый стажер и свое "посвящение" мальчишка пережил в непосредственной близости от своего наставника. Тихие извинения и зеленеющий вид не позволили разрастись привычному раздражению. Мальчик умилял, а ситуация с подачи Эмиля лишь забавляла. Ночь уже не была такой мрачной, если бы еще списать семейную баталию в богом забытом Гетто, и неприятные последствия всего происходящего там. Рвотные позывы юного дарования вызывала живописная картина на подобии кровати. Изнасилована. Нет, просто истерзана и замучена до смерти. Какие только ужасы хранят эти узкие улицы и невысокие серые дома? Страшнее богатых ублюдков те, кому нечего терять. Из их семени прорастают серийные убийцы. Бредшоу никогда не оправдывал преступный умысел, считая его чужеродным для законопослушного гражданина. И в этом заключалась его самая большая эгоистичная ошибка. Защелкивая браслеты на чужих запястьях, ровным голосом зачитывая права и задавая вопросы, Марк лицемерил. Самое забавное, что подобной мысли и оценки своим действиям даже не проскальзывало в "добросовестном" сознании полицейского. Он клялся перед Законом чтить и защищать, но неосознанно блефовал, когда подворачивался момент. Просто не видел сути. Как такое может быть у ищейки? Все просто. Какое-то внутреннее чутье, инстинкт самосохранения давал команду отступать. Только как же поджать хвост на глазах общественности? Лучше продолжать играть роль честного детектива, живущего по всем принципам правового общества.
"Когда же этот старый черт закончит болтать?..."
Сухое будничное утро. Глава отдела расследований вспомнил о предстоящей проверке и упорно вдалбливает в еще спящие головы установку на ближайший уикенд. Форма? О нет, Ким ни за что не надете этот ужасный наряд, который благополучно забыл еще с момент окончания академии в Орландо. Он уже не сойдется в плечах, так как торс мужчины заметно окреп. И каждый присутствующий в отделе вторил мыслям своего коллеги. Сам же "большой босс" не утруждал себя форменной одеждой, продолжая активно разжевывать основы полицейского дресс-кода. Что метать бисер перед свиньями, не иначе.
Благополучно прикрыв дверь своего кабинета и оставив свирепый рев начальства за стеной, служитель Фемиды немного расслабил галстук, чтобы выдохнуть застоявшийся в легкий воздух. Каждодневные тренировки в завязывании петли навеивали мысли о суициде и далеко не своем собственном. Глаза, а следом за ними и руки, отыскали в свежих делах имя совсем молоденькой девочки. Школьница повесилась на шелковом галстуке отца. Отчего же очевидное дело все еще рядом с действующими расследованиями? Всему виной сумасшедший отец, упрекающий мать в халатности. Мамочка тоже хороша со своими заявлениями и фальсифицированными фактами о недавних случаях педофилии с участием бывшего супруга. Незрелые судьбы маленьких людей ломаются, как спичка между пальцами Кима, не успевшая истлеть и обжечь кожу пальцев.
Скрипучее кресло, пепельница под рукой и остывший кофе. Затекает шея, пепел слетает на поверхность стола, а отвратительный кофе из автомата и вовсе не требует оценки. За дверью уже привычная возня и возмущение по поводу неудавшейся личной жизни главы департамента. Дальше только бабский треп и куча сплетен, на которые нет смысла обращать свое внимание.

... Счета, страховка, копия ордера для некого Уильяма Лоренца, потертые дневники. Как только эта кипа бумаги успевает набраться. Буквально пару дней назад с десяток дел отправились на сохранение  и покрытие плотным слоем пыли в архив. Повседневная пресса уже к обеду обнаруживалась скомканной в корзине для мусора. Но места на столе не прибавлялось. Особенно сильно мозолили глаза свежие заключения личного психиатра, имя коего так хочется похоронить в памяти вместе с его сомнительными доводами и направлениями на лечение. Неужели настанет время, когда родной захламленный кабинет с неудобным диваном, скрипучим креслом, неудобным столом и холодным полом прийдется покинуть? Бредшоу не мог представить себя на пенсии. Он еще слишком молод для этого, еще многое не успел сделать. По мнению мужчины благодарностью за свои труды и креслом-качалкой может насладиться лишь тот, кому более нечего желать. У того есть построенный дом, яблоневый сад на заднем дворе и курносый сынишка, похожий на любимую супруг. Идилия да и только.
"Какой из тебя семьянин, приятель? Я тебя умоляю."
Внутренний голос иронично тянул на тонкую линию губ усмешку. Больно далеко детектив старался заглянуть в будущее. Сейчас у него нет дома, так как бетонный короб с вечно шумящим подъемником и запах дизеля это не похоже на уютное гнездышко, даже холостяцкое. Нет подходящей кандидатуры на роль будущей матери его ребенка и заботливой хранительницы очага. Что уж говорить о наследнике? Вот только шелестящие страницы в руках с пресным врачебным слогом максимально близко придвинули дату отставки сотрудника департамента полиции.
Упершиеся в пол ноги двигали стул к узкому, но высокому окну, у пальцы уже тянули на себя белый шарик жалюзи. В окно часто били яркие солнечные лучи, являя всем присутствующим витающую в воздухе пыль. Так много маленьких светлых волокон, которым суждено осесть в легких, задымленных новой порцией Джокера.
Дома напротив полицейского участка находились в полудреме, так как свет доберется туда позже. Он заглянет каждую щель, пробежится по всем отражающим поверхностям несколько раз и коснется красных складок от подушки на коже. Холодный апельсиновый сок и хрустящие хлопья, любимые блинчики с клубничным джемом, ароматный кофе - чего только еще можно пожелать этим утром? Удачной сделки с недвижимостью, плодотворной поездки на рыбалку, скорейшим образом ретироваться из спальни неизвестный девушки... Марк прикрыл глаза, откидываясь на спинку кресла, выдерживая безмятежное выражение лица и полностью игнорируя произнесенную кем-о собственную фамилию. Даже звук мобильного потонул в неком подобие нирваны, однако после пришлось спуститься с небес на землю.
- Бредшоу, какого черта ты не отвечаешь? Может быть я валяюсь окровавленным в канаве за чертой города и ты единственный, кому я могу дозвониться, да может у меня батарейка садиться и я не успею сообщить тебе координаты?! - Кто же, как не МакФерсон начинает не с приветствия, а с упрека? Судмедэксперт в полюбившейся манаре продолжал отчитывать своего нерадивого приятеля, сетуя не некомпетентность детектива, его безалаберное отношение к их трепетной связи и множество подобное ерунды вплоть до уличения в неверности.
- Ты что-то хотел? - в противовес задохнувшемуся своим возмущением Эмилю была положена прямолинейность служителя Фемиды. Отличный ход, чтобы резко утихомирить горе-шута. Обычно выпады прекращаются, правда если настроение конкретного собеседника сегодня бьет все рекорды, то проще сбросить звонок и сохранить свои нервы. Ким поступил именно так, когда на другом конце раздалось змеиное шипение, а после очередная порция от "ревнивой женушки". Нет, он неплохой парень, но иногда безбожно раздражает. Славный, однако дотошный и участливый. Это не было его положительными качествами.
Взгляд произвольно опустился вниз, намереваясь проследить за суетой зевающих патрульных. Но каково же было удивление, когда глаза поймали в радиусе трех метров от своего хромированного друга постороннее поползновение. Первые годы службы в отделе расследований , а вернее первые походы на работу, всегда сопровождались не то удивленным, не то завистливым созерцанием солидного мужчины, стража порядка, верхом на харлее, в кожаной куртке и вороном шлеме. Привычный образ копа крошился под сжавшимися пальцами неординарного копа. Возвращаясь к настоящему Бредшоу приподнялся, дабы рассмотреть возмутителя его внутреннего спокойствия, вот только глубоко вдавленное в стену окно не располагало к этому, но реплика местного аборигена  о неудачной парковке не осталась без внимания.
На улицу детектив вышел спустя несколько минут, прикрывая ладонью прямые солнечные лучи. В помещении был куда более щадящий источник света, нежели чем возвышавшийся над всеми. Русый волос, непозволительно длинный для мужчин, темный пиджак контрастирующий со слегка помятыми брюками. Причина скоропалительной прогулки Кима, как ни в чем не бывало стояла к нему спиной. В голове проскальзывали несколько вариантов развития событий: агрессивно-физический, связанный с непосредственным тактильным контактом; связанный с проверкой запаса словаря ненормативной лексики; дипломатический, заключенный в банальной просьбе. Но, как всегда, Марк отдался воле импровизации. Сегодня странный день и от него можно было ожидать всего, что только душе угодно и не угодно. Всего... даже долгожданной встречи.
Детектив сбавил ход, останавливаясь в нескольких шагах от неизвестного молодого человека, что так увлекся его мотоциклом. Внутри бушевало странное ощущение. Предчувствие. И ведь не обмануло.
- Ты?
"Самый оригинальный вопрос после стольких лет разлуки. Браво, приятель!"

"Коул..."
Потрепанное сердце совершило троекратное сальто, глухо падая куда-то вниз. Не мыслимо. Собственные глаза решили подшутить над мужчиной, выдав такую правдоподобную иллюзию, а слух подводил своей великолепной памятью именно на этот голос. Баритон, что никогда не скрывал нот иронии в разговоре. Годами ранее этот самый ломающийся голосок забавлял. При всем своем желании забыть со временем некоторые моменты своей жизни не представляется возможным.
...Мальчишка решил отращивать волосы, падая ниц перед идущей вперед модой. А брат лишь усмехался. Наивные глаза в обрамлении длинных волос только усугубляли потешный образ аккуратного мальчонки. Что толку скрывать, Киму было интересно наблюдать за переменами в Коуле. Каким бы ужасным он не являлся родственничком внутри все переворачивалось, когда тот не заявлялся домой. В полное умиление приводил хаотичный выбор верхней одежды. Либо у юного дарования напрочь отсутствовал вкус и стиль, что немудрено, либо все остальные просто сошли с ума в своей серости и однообразии. Желание быть в эпицентре всех событий досталось именно Синклеру, а Марк всего-лишь шел следом, чтобы при необходимости подставить руки и не дать упасть на спину. Как произвольный рефлекс. А в глазах напротив всегда искрилась неподдельная преданность и верность, только оценено это было слишком поздно.
Бредшоу корил себя за то, что не остановился и не повернул назад. Какого черта нужно было уезжать в Чикаго, к чему вся эта канитель с криминалом, тропа одиночки. Он был предателем, оставившим отчий дом, который никогда уже не станет родным, потому как никогда им не являлся. Бесцельно совместно прожитые годы, дикое непонимание своего самого близкого человека. Не ценил и потерял, а после сожалел о содеянном.
-Ну здравствуй, брат! - изменился. Кто-кто, а он меняется. Ведь Бредшоу старший оставил его совсем юным. Что же взять с него. Таких, как он трудно переделать на свой лад. И вот сейчас мужчина стоит, не решаясь пожать протянутую руку. Ведь правда же забавная ситуация? А рядом подвисает недоумевающий патрульный. Для него в первую очередь не ясна реакция старшего по званию копа, а уже после вальяжное поведение неизвестного молодого человека.
- Мистер Бредшоу, мне позвать Рика? - широкоплечий напарник оживился у своей машины, заслышав собственное имя. Тот всегда рад помахать кулаками, потому второй раз отказывается от повышения. Ему не на что роптать, так как приличным наследством ведает любимая сестричка , а уж та не обидит и не пожадничает... пока.
Служитель Фемиды делает шаг навстречу приветствующему жесту, отвечая крепким рукопожатием, что длиться дольше принятого. Пальцы не желают разжиматься пока глаза судорожно рыскают по родным чертам лица. Искаженные временем, едва заметной щетиной, напускной бледностью и краснотой глаз. Между собственных бровей пролегает глубокая складка, сводя кожу к переносице.
- Не нужно, Алан. Я справлюсь сам, - о нет, детектив не станет распространяться о добром имени своей семьи и ее членах. Злых языков хватает и без подобной новости. А ведь они такие разные, трудно поверить в их братскую связь. Это определенно только на руку. Ведь пока ты один самым страшным всегда будет только собственная смерть, а когда начинают давить родную кровь, как чужеродные угри на широком лбу... нелегко найти выход, обходясь минимальными потерями. Очерчивая вокруг себя невидимую линию и оставаясь двадцать четыре часа начеку - один из способов продлить себе жизнь в Городе Ветров.
Алан потерял интерес к мужчинам, извиняясь скрылся из вида. А Бредшоу сделал еще один маленький шаг через себя, крепко обнимая братца. Объятия оставались редким явлением между этими двумя, как и любое лишнее прикосновение. Во всем говорила сухость старшего по отношению к младшему. Сухость, черствость... Какая ересь! Сплошная ложь. И руки крепче смыкались за спиной Коула, в конкретный момент, осознавая количество лет прожитых порознь. В голове кружились сотни вопросов о состоянии после полета, о непотребном виде, о безумной идее увидится с родственничком, о жизни и обо всем. Тускнеющие с возрастом глаза наблюдали несносного ребенка, что обязательно будет трепать нервы  в свободное время.
- Пошли пройдемся... брат, - последнее слово свело на нет всю произнесенную фразу. Марк так давно не говорил этого, и именно этим оправдывал внезапно появившееся волнение. Жизнь переиначивала собственные идеалы, искажая все самое светлое, извращая самое невинное. Какова вероятность, что в собственных руках родной парнишка из зеленоватого дома на окраине Орландо? Он ли помогал перетаскивать пьяного отца с дивана на кровать после каждого "пышного пиршества"? Не забыл ли?...
Пальцы расслабили хватку и Ким отступил назад, чтобы указать направление для грядущей прогулки и снова заглянуть в до боли знакомые глаза. Уставшие, бессонные, держащие тяжелые веки открытыми.

Опьянение от долгожданной встречи прошло достаточно быстро, стоило молодому мужчине напротив начать свою речь, чередуя обращение с проклятиями насланными на ни в чем не повинную перчатку, что не могло остаться не замеченным.
- За столько лет молчания ты задолжал мне братский совет. Новость номер раз, твой брат вляпался по самые уши. - сомнения относительно цели приезда Коула в Чикаго не оставалось. Однако домысливать и знать наверняка слишком разные понятия. Порой бурная фантазия, наученная горьким опытом, подкидывала немыслимые картины и к горлу подкатывала тошнота.
"В наших венах Его меркантильность. Ожидать другого иного бессмысленно."
Память с тревогой запечатывала в глухой ящик последнюю встречу с биологическим отцом. Назвать этого человека "родным" не повернется язык. Атмосфера в семье всегда была далека от привычной идилии, которую вливали в головы через мерцающий экран телевизора, через глянец пестрых журналов. Никому ненужная забота, тепло, понимание. Мать спешила угодить своему супругу, прыгая "на задних лапках", только успевая подносить свои однообразные кулинарные изыски. А раздраженный Фред не спешил с вселенской благодарностью к хозяйке домашнего очага. Старший сын с головой погружался в учебу, увлеченно знакомясь с основными принципами Смита. Нынешний детектив некогда грезил экономическим будущим, считая за правило занять более высокую ступень на социальной лестнице. Прелести карающего меча Фемиды ни коем образом влекли его, напротив, вызывая отвращение. С младшим происходила аналогичная история. Обмолвись кто о грядущем будущем и статусе успешного адвоката, владельца собственной юридической конторы, мальчишка счел бы все глупой шуткой. Далекие от ушедшей реальности  планы не могли приниматься на верну искаженным и таким юным сознанием. Один надеялся на теоретические знания, второй - постигал все практически. Однако спустя годы их роли сменили друг друга. Старший Бредшоу открывал в себе способности дедукции, младшему досталась роль искусного манипулятора. Пока первый ловил свои пули, второй - лавировал и блефовал, смотря в глаза присяжным заседателям.
- Сколько бы времени не прошло наши отношения не сдвигаются с мертвой точки, - фраза обращенная в никуда не требовала четкой формулировки в ответ. Внутри все его естество ликовало лишь от одной мысли, что перед ним родная душа и тело. В данную минуту было слишком легко вдыхать аромат прошлого, что запутался в отросших волосах натурального темного оттенка, что остался между пальцев, покрытых черной кожей перчаток. Перчатки - вот что чужеродно для состоявшегося образа адвоката. Синклер носил их в то далекое время, когда хотелось быть дерзким, настоящим бунтарем. Только тот аксессуар являлся дешевкой с отрезанными фалангами у перчаток. Да и погода, что господствовала в округе не располагала к излишкам одежды. Взгляд невольно касался кистей рук, поднимаясь к локтям и опускаясь к запястьям.
- В какую историю ты влип, Коул, что сейчас стоишь передо мной, а не ищешь решения вблизи Нью-Йорка? - в словах Кима не нашлось места упреку. Осознание серьезности постфактума застыло хмурым выражением лица. Редкие русые брови сходились к носу, а тонкая линяя губ незаметно двигалась, с каждым движением адамова яблока. Ладонь слишком медленно искала сигареты, еще медленнее орудовала с неизменной зажигалкой. Первая затяжка приносило ложное блаженство и тепло в легкие, а с каждой следующей горький вкус глушил все прочие ощущения. Детектив никогда не видел себя со стороны курящим. Надо сказать не самое увлекательное зрелище. Сухая кожа губ обхватывала плотный фильтр, а пальцы грозились переломить белый ствол. Глубокие затяжки хаотично чередовались с короткими. Он никогда не дожидался полностью истлевшей сигареты, всегда топил в пепельнице или щелчком отправлял в ближайшую урну.
Мужчина готовился выслушать все, что скажет его собеседник, полностью игнорируя оживший мобильный телефон. Не до работы, однако...
"Не смогу себе простить такую халатность."
Бессовестная ложь. Прощал себе, забывал, под молчаливое возмущение дремлющей совести. Прощал, но не стал этого делать. Яркий экран извещал о недавно поступившем сообщении. И содержание оного не прибавляло энтузиазма. Результат баллистической экспертизы по делу одного мецената перечеркивал большую часть подозреваемых. Несколько швов отчетливо не желали сходиться, расползаясь в разные стороны, вынуждая возвращаться к самому началу расследования. Неверный шаг и работы прибавилось вдвое, а времени практически нет. Треклятое начальство наступает на горло и вдавливает лицом в пол. Никому не нужна паршивая статистика, даже Бредшоу, любителю чистой работы. По закону жанра все события случались слишком не кстати. Что же мог в таком случае предпринять страж порядка? Вновь и вновь отдаваться своей интуиции, скупым фактам и заключениям экспертов.
Задним чувством Марк понимал, что проблемы брата отзовутся не только дополнительной головной болью. Если с этим человеком что-либо случалось, то это катастрофа носила характер вселенского масштаба.
"Главное живой. Остальное можно уладиться."
Самовнушение способствовало продуктивному ходу мыслей. Выходов из любой ситуации можно найти великое множество, вопрос заключался в том, скольким следует пожертвовать принимая то или иной решение. Идеальным оставался вариант с полным отсутствием риска.